Пятое путешествие Гулливера - Страница 28

В небе глазами мы различаем около трех тысяч звезд – внизу же я видел десятки тысяч; и расположение их, и блеск соответствовали картинам, видимым только в телескоп. Между тем, ни в академии, нигде я не видел здесь телескопов. Откуда же знают?..

«Орион» приблизился в вальсе. «Моя клиентка,– шепнул тесть,– жена торгового министра, первого хапуги острова, Мартенсита фон Флик. Хороша работка, а?» – «Послушай, познакомь!» Мы спрыгнули, пошли рядом вдоль стены. Имельдин представил меня рослой и обширной телом даме. Похоже, что и мой вид взволновал ее: она повела янтарным плечиком, головой, приливом крови обозначила привлекательные места, правда, лишь с тыльной стороны, чтобы не заслонить свои «звезды» от ведущего.

– Как вы прекрасны! – восхищенно сказал я.– Никогда не видел такого богатого, подробного и точного Ориона. И откуда только вы все это взяли?

– Ах, бросьте! – мелодично ответила Мартенсита.– У моего благоверного хватит еще на три таких «Ориона».

– Да, но откуда вы узнали, что все звезды расположены именно так? – настаивал я.

– Как – откуда? Как это откуда?! – непонятно почему вдруг взбеленилась дама, бросила Имельдину:– Он что у вас – совсем?! – и резко, рискуя нарушить плавный ход светил, отошла.

Я двинулся было за ней, но тесть крепко взял меня за руку.

– Ты что, действительно «совсем» – задавать такие вопросы! – и потянул меня обратно в нишу.

– Но... что я такого сказал?! – недоумевал я, когда мы вернулись на свое место.

– Как что? А тебе понравилось бы, если бы кто-то спросил о таком деле Аганиту?

– О каком деле?..

Но тут нас отвлек новый эпизод, тесть не успел ответить. В «Большой Медведице», которая как раз перемещалась неподалеку, «звезды» вдруг нарушили фигуру: две самые крупные, «а» и «р», более не образовывали прямую с «Полярной» дона Реторто, а круто пошли вниз. «Медведица» издала неподобающий обстановке звук и, расталкивая другие «созвездия», кинулась к выходу. За ней устремились две прозрачные тени, видимо, из охраны. В павильоне возникло смятение, но министр-церемонимейстер энергичными жестами переместил на пустое место несколько второстепенных «звезд» из внешнего круга, расположил их сходной фигурой. И вальс продолжался.

– Ой-ой! – сокрушенно хлопнул себя по бокам Имельдин.– Говорил же я ей, что не удержит!.. Ну-ка, подсади меня.

Я помог ему взобраться на стену, затем с его помощью поднялся сам. Действие разыгралось прямо под нами, но увидеть что-либо в тени тиквой было затруднительно. Судя по звукам возни, а затем – и рыданий дамы, ей не удалось спасти ни «α», ни «β». Вскоре мы заметили, как тени-охранники удаляются с этими бриллиантами.

– Конечно, что упало, то пропало,– вздохнул тесть.– Особенно, если упало таким образом. А ведь предупреждал ее, отговаривал!.. Гули, нам пора уходить. А то она сейчас закатит мне скандал при всех, чтобы отыграться, я ее знаю. Половину состояния про...– как будто я виноват!

Неподалеку старая тиквойя простерла толстые ветви над стеной. По ним мы перебрались на дерево, спустились и скоро уже шагали вниз по дороге под луной среди темных стволов. Имельдин расстроено молчал, потом произнес:

– Скупенек, однако, стал светоч наш Зия, ох скупенек! Трудился за королевское «спасибо»... да и то досталось тебе.– Фыркнул и снова замолчал.

...Конечно, он был вправе ждать от этого приема большего. И не за такие дела, как годовая возня с демихомом, Удачное проведение пробы на его прозрачность, король приказывал поднести отличившемуся бриллиант, изумруд или хотя бы рубин, который полагалось проглотить под аплодисменты знати; порой совсем за пустые дела. за связи. И Донесман этот долговязый мог бы в докладе – чем изощряться в оскорбительных выдумках о темнотиках – отметить надлежащим образом заслуги Имельдина. Я сочувствовал тестю.

Мое настроение тоже было неважным – и из-за доклада и оттого, что таким неблагоуханным, постыдным эпизодом завершилось очаровавшее меня зрелище «звездного вальса». Космическое зрелище, космические чувства – и... тьфу!

Но постепенно мы разговорились. Имельдин объяснил, что внутренние украшения должны держаться в пределах тонких кишок – на время их показа, во всяком случае. А эта дама, стареющая и тщеславная, возжелала одна изобразить Большую Медведицу – и тем самым посрамить соперниц. Хочешь не хочешь, пришлось программировать так, что крайние «звезды» окажутся к вальсу в толстых кишках – а от них недалеко и до прямой. Носители украшений умеют сокращениями гладких мышц живота удерживать драгоценности в нужном месте некоторое время, но всему есть предел. К тому же дама своими «линзами» старалась подать себя покрупнее, тужилась. Вот так и получилось.

– Нужно было что-то крепящее ей дать,– сказал я.

– Крепящее? – встрепенулся Имельдин.– А что это? Оказалось, что «лучший медик Тикитакии» ничего не знает ни о крепящих, ни о слабительных средствах! Впрочем, если здраво подумать, удивляться нечему: на острове в ходу медицина для здоровых, а в ней лекарства не в чести. Может, когда-то и знали, да забыли за ненадобностью.

Читатель поймет, с каким удовольствием я на ходу прочел тестю лекцию об известных мне крепящих и слабительныхснадобьях: наконец-то я знаю то, чего здешние медики не знают! И пусть мое знание идет от немощной европейской медицины для больных, а вот пригодилось. Я сообщал ему о свойствах дубовой коры (дубы обильно растут на острове) и дубильных препаратов, об остро-кислых крепящих смесях, о зверобое, чернике и иных ягодах. Затем, перейдя на слабительные, рассказал о действии глауберовой соли и сернокислой магнезии, о самом популярном на кораблях слабительном средстве – морской соли; не забыл о касторовом и миндальном масле, об отварах ревеня, крушины... Имельдинслушал с большим вниманием, задавал уточняющие вопросы.